— Прежде всего, мой фюрер, вы уже разместили на территории бывшей Литвы четыре польских дивизии и шесть французских, так что если русские попытаются зайти на территорию Рейха, им придется сначала уничтожить эти дивизии. В конце концов, их-то не жалко, но пока они будут сопротивляться, мы успеем как следует укрепиться на второй линии обороны и глубже, чем на десять-пятнадцать километров, русские орды зайти не смогут.

— А вы уверены, что с этими дивизиями русские не поступят так же, как поступили с нашими войсками в Эстонии и Латвии?

— Мой фюрер, по нашим подсчетам русские во время захвата этих территорий выпустили более четырех миллионов снарядов, и повторить у них то же самое получится не раньше чем через год, да и то при условии, что больше они нигде и не по кому стрелять не будут. Но мы предусмотрели и самый плохой вариант развития событий, ведь если абвер один раз ошибся в оценке русских арсеналов, то, возможно, он может ошибиться еще раз, — при этих словах Канарис поморщился, но так как слова ему не давали, промолчал. — Поэтому генерал Модель уже приступил к подготовке еще одного оборонительного рубежа, уже по Неману, и у нас есть абсолютная уверенность в том, что это рубеж при любых условиях будет для большевиков непреодолим. Более того…

Договорить он не успел, в заде, где собрались высшие военачальники Рейха, раздался глухой гул.

— Черт возьми, что тут происходит? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Гитлер, но вошедший в зал офицер тут же отрапортовал:

— Мой фюрер, наверху идет бомбардировка, довольно сильная. Вероятно, русские заметили какие-то строения наверху, и полковник Майер предложил немедленно покинуть бункер. То есть связь с ним прервалась, но я думаю, что он имел в виду после окончания бомбардировки…

— Хорошо, пока продолжим. Вы что-то хотели уточнить, но не закончили, продолжайте. Хотя этот гул и начинает надоедать…

И это были его последние слова: одна из первых сброшенных на бункер пятитонных бомб пробила все перекрытия и взорвалась уже внутри. Довольно далеко от зала, но взрывной волны, пронесшейся по коридору, хватило всем…

На следующее утро товарищ Берия доложил товарищу Сталину:

— Извини, что разбудил, но новость довольно интересная: мы попали в этот бункер в самый удобный момент и закопали там не одного Гитлера, а почти все командование вермахта. Утром по Берлинскому радио сообщил, что фюрер героически погиб на фронте, командующим всеми вооруженными силами назначен фельдмаршал фон Вицлебен — похоже, что других у немцев просто не осталось. То есть остался еще один, фон Клюге, и он стал временно исполняющим должность рейхсканцлера. Пока для нас это никакого интереса не представляет, но Старуха говорит, что с этими двумя уже можно разговаривать.

— Она что, предлагает заключить с ними мир?

— Она предлагает выкатить им ультиматум. Я попозже заеду, скажу, какой именно. Сам знаешь, когда у женщины голова занята младенцем, а ведь у нее сразу двое… в общем, похоже на бред, но что-то в ее предложении есть. По крайней мере я дал добро на начало операции «Полярный лис», и когда она закончится, нам будет о чем с немецкими фонами поговорить.

— Ты от Бориса Михайловича заразился? — спросил Иосиф Виссарионович, как только Лаврентий Павлович вошел в его кабинет. — Здравствуй, давай, рассказывай свои хорошие новости. Только сначала поясни, при чем тут лис и почему полярный? Ведь это не про Норвегию с англичанами, или я что-то пропустил?

— Не пропустил, мне Старуха так операцию предложила назвать.

— То есть Борис Михайлович ее покусал…

— У него надо спрашивать. А почему лис такой… она еще уточняла, что не просто лис, а очень упитанный.

— Но почему?

— Почему-почему, — Берия едва сдерживал смех. — Потому что полярный лис — это песец. Полный песец…

— Да, двойня — это действительно тяжеловато для организма. Для любого организма, кроме Старухиного. Так что она тебе там набредила?

Глава 16

Рабочие с Яхромского завода изготовили для Веры новую коляску. То есть они ее изготовили для ее близнецов, но гулять с ней ходила все же лично Вера, так что для кого ее сделали, было не совсем ясно. А вот что было совершенно ясно — так это то, что коляска стала «новым словом в современной технике»: мало того, что рама была сделана из углепластика, так еще и люлька легко заменялась на два креслица. Это, конечно, сильно на будущее было рассчитано, но Вера прикинула, что семьи, в которых близнецы родились, крупно сэкономят на приобретении таких «транспортных средств». Точнее, госбюджет крупно сэкономит, поскольку в НТК вышло «внутреннее постановление» о предоставлении матерям близняшек колясок совершенно бесплатно.

И не только колясок, теперь в «гарантированный бесплатный набор благ» входили и две детских кроватки, которые, к тому же, в процессе вырастания детишек так же бесплатно заменялись на более крупные модели. И по этому поводу у Веры произошел небольшой конфликт с Валентином Ильичем: Председатель Госплана, прикинув затраты на такой проект, остался сильно недоволен — а Вера была еще более недовольна тем, что «пакет благ» не удалось распространить на всех младенцев и матерей. И спор не перешел в вульгарное рукоприкладство лишь по той причине, что велся он по телефону:

— Вера, у нас в стране каждый год рождается почти по шесть миллионов человек. И если государство всех младенцев будет за свой счет всем обеспечивать, то нам буквально не на что будет промышленность развивать и сельское хозяйство!

— Недопонимание момента в ваших словах я слышу, — Вера едва не впала в ярость, но решила, что «драка по телефону» будет контрпродуктивной. — Уже сейчас стоимость такого пакета не превышает ста восьмидесяти рублей на одного ребенка, а мы уже прямые дотации семьям с детьми обеспечиваем в размере более пятисот рублей. Так что потратим мы на будущее нашей страны три миллиарда в год или четыре — разницы практически никакой. И это я еще не беру в расчет затраты на медицину, детсады и школы, прочее все такое…

— У нас сейчас нет лишних миллиардов!

— Лишних у нас никогда не будет, но ваша, между прочим, задача состоит в распределении миллиардов совершенно нелишних максимально эффективным образом.

— Ну хорошо, зайдем с другой стороны. У нас сейчас, между прочим, идет война…

— Я что-то такое слышала…

— Зараза! Но ты все же дослушай: и из-за войны у нас хоть какое-то производство колясок осталось лишь в Яхроме, да и то потому, что к станкам там встали старшеклассники и женщины. А все остальные заводы, где делались эти чертовы коляски, полностью перешли на выпуск военной продукции, и между прочим, приказ об этом переходе ты же и отдала. И вот поэтому мы физически не можем обеспечить народ колясками. Ни бесплатными, ни за деньги — вообще никакими! И кроватками — тоже обеспечить не можем! У нас сейчас их делать просто некому!

— Ну а орать-то зачем? Я и сама знаю, что производство остановлено, но это не повод…

— Вера, ты вообще меня слышишь?

— Вообще — слышу, но остаюсь при своем единственно верном мнении.

— Я гляжу, что ты, родив близнецов, щедро поделилась с ними мозгами и перестала воспринимать самые очевидные объяснения.

— Я-то не перестала, а вот вы почему-то забыли, что кое-кто не просто сидит в удобном кресле в Госплане, и этот кое-кто — не будем показывать пальцем на вас — должен наше производство планировать. Исходя из имеющихся ресурсов — а с материальными ресурсами у нас все не так уж и плохо.

— Еще раз объясняю: у нас нет людей!

— Люди есть, вы их просто не замечаете. А вот мне приходится их замечать, так что давайте так договоримся: я налаживаю производство колясок, а вы — после этого — объясните руководству страны, почему их надо будет людям бесплатно выдавать.

— Людей нет! И мы их тебе выделять не будем!

— Да успокойтесь вы, если мне будет нужно, то я сама людей рожу. Я это делать уже неплохо умею…