— Тьфу! Ладно, выйдешь из отпуска — тогда и поговорим!
В трубке раздались короткие гудки, Вера задумчиво на нее посмотрела и аккуратно положила ее на телефонный аппарат.
— С кем это ты сейчас ругалась? — поинтересовался Витя, только что вернувшийся с работы.
— Да так… Вить, а ваше производство может сверх плана изготовить десяток пластавтоматов небольших, кубиков так на пятьсот?
— Сверх плана мы уже вообще ничего изготовить не в состоянии, сама знаешь: на заводе опытном уже рабочий день официально установлен десятичасовой, а по факту все работают уже по двенадцать. Профсоюзники даже график обеденных перерывов разработали такой, что производство вообще не останавливается круглосуточно, и спасибо ремонтникам, которые довели интервал между техобслуживаниями до десяти дней на большинстве станков! И тебе, кстати, тоже спасибо за капроновые шестерни — но что-то еще сделать наш заводик просто не в состоянии. Но если тебя совсем уж где-то прижимает, то можно попробовать в Комсомольске с парнями договориться, у них в любительском КБ небольшой резерв мощностей точно имеется.
— На авиазаводе и резерв? Да за такое им не только уши оборвать надо, а и кое-что другое: в стране самолетов не хватает…
— Ты на ребят не клевещи, они тоже по двенадцать часов работают и завод выпуск самолетов серьезно нарастил. Но резерв там вообще не на заводе, а в ФЗУ и в техникуме, где корейцев они же обучают. Станки там, конечно, примитивные, большей частью вообще настольные из германской поставки, и для самолетов на них ничего делать нельзя — но в любом случае в ФЗУ станки используются не круглосуточно. Можно, думаю, с корейцами отдельно договориться, чтобы они побольше учащихся прислали, и тогда там кое-что по мелочи… а высвободившиеся мощности на том же судостроительном, например…
— Точно, не зря я именно за тебя замуж вышла. Я как раз про школьников думала и учащихся ФЗУ… а если получится с Кимом еще и про людей дополнительных договориться… и с Мао тоже…
— Но ты же не собираешься сейчас в Корею или в Китай?
— Я даже в гастроном соседний не собираюсь… но Ирсен должен на днях в Москву приехать со своими дивизиями… уж пару часов для того, чтобы с ним поговорить, я как-нибудь выкрою. Ужинать будешь? Сегодня новая повариха, которую Даша нам прислала, ужин сготовила вполне даже съедобный. Курица тушеная с капустой.
— Что, опять?
— Ты сначала попробуй: эта девочка сказала, что она из курицы умеет чуть ли не полсотни разных блюд приготовить. И сегодня, Катька мне сказала, приготовила что-то очень вкусное.
— Катька? А ты сама-то…
— А я ела кашку, мне такое пока только нюхать можно: там приправ столько… Ладно, ты ужинай, а я пойду посплю еще пару часиков, у меня следующая дойка только в полночь.
Операция «Полярный лис» началась, как можно было и из ее названия догадаться, на южном фронте. Сначала дивизия Толбухина за день освободила Рени, а затем перешла Дунай и устремилась в направлении Констанцы. Причем неплохо так устремилась, уже на второй день удалось наладить переправу через Дунай уже напротив Измаила. В принципе, это было ожидаемо — для советского руководства ожидаемо, а вот румыны ну никак не ожидали того, что пушки могут стрелять по ним вообще без перерывов. А еще больше они не ожидали того, что с ними вообще никто церемониться не собирался: после того, как Федор Иванович своими глазами увидел, что творили румыны в Рени, он лишь повторил «Старухину директиву» и в любую фигуру, одетую в румынскую форму, советские солдаты стреляли из всего, что под руку повернется. А подворачивалось им много всякого интересного: Толбухину были переданы все триста старых «Терминаторов» с двумя пушками и двумя пулеметами и почти четыре сотни изготовленных на базе Т-26 самоходок, а все это стреляющее богатство обеспечить снарядами и патронами сильно помогали уже две тысячи только «маленьких грузовичков» и почти столько же двухтонных ГАЗов. А чтобы им никто не мешал доставлять нужные грузы, с воздуха их прикрывало почти шесть сотен истребителей.
Вообще-то у Румынии была своя военная авиация, и она даже считалась достаточно мощной: одних истребителей у них было больше трех сотен (включая, среди всего прочего, и три полных эскадрилью британских «Харрикейнов»), но примерно треть их «воздушного флота» составляли древние бипланы и польские, устаревшие еще задолго до войны, подкосные монопланы, которые они гордо именовали «истребителями» — и эту треть в первый же день операции спустили с небес на землю советские летчики, летавшие еще на И-16. А когда румыны решили «наглых русских» наказать используя уже более новые свои машины, они столкнулись уже с И-14, и на третий день у румынов просто не осталось самолетов: все, что не сбили в небе, перелетевшие из Прибалтики СБ-М смешали с грязью на аэродромах. А размещенные в Румынии немецкие эскадрильи немцам пришлось срочно перебрасывать на север: товарищ Ватутин начал свою часть операции через два дня после товарища Толбухина.
И Ватутин операцию повел по той же методике, свято блюдя один из тезисов речи Молотова в первый день войны: каждый невыпущенный по врагу снаряд — это жизнь одного нашего бойца, а поэтому снарядов для врага и тут не жалели. Вот только Иосиф Виссарионович на очередном совещании Ставки поинтересовался у Лазаря Моисеевича, выглядевшего немногим лучше какого-нибудь зомби:
— Ты вообще хоть когда-нибудь спишь?
— На том свете отосплюсь… знаешь, я начинаю все больше уважать это девчонку.
— А раньше не уважал?
— И раньше уважал, но сейчас чувствую, что недостаточно. Ты только подумай: мы, мужчины, через войны прошедшие, думали лишь о том, чтобы боеприпасов больше сделать и бойцов больше подготовить — а у нас сейчас к фронту мало что снаряды миллионами со складов, еще до войны в Химпроме обустроенных, идут, так еще стволы к пушкам не то что вагонами — эшелонами перевозятся! И вообще: за что не хватись — а у нее где-то на складах все это уже есть, причем с таким запасом! И, главное, все к применению подготовлено! Я, откровенно говоря, совершенно обалдел, когда узнал об организованных ею передвижных ремонтных мастерских, в которых ствол на пушке за час меняют! Это на трехдюймовке новой, которую Грабин всего-то полгода как делать начал — а у нее и по два комплекта сменных стволов на каждую его пушку где-то спрятано, и люди обучены, и оборудование потребное в достатке имеется… Но, что всего чуднее, обо всех этих её запасах вообще никто не знал!
— Да уж… у нее давно бзик такой: все в секрете держать. Была бы ее воля, она бы и картошку засекретила. Но, с другой стороны, враг ведь тоже ничего про её запасы вызнать не смог — а результат мы теперь каждый день видим.
— Видим… Сосо, а вот товарища Ватутина как-то попросить ускориться можно? Венгры на Украине сейчас такое творят…
— Товарищи Ватутин и Кирпонос делают все, что могут, и мы не можем… мы даже права не имеем просить их наступать быстрее. Потому что быстрое наступление — это сильное увеличение наших потерь, так что мы жизни людей уж лучше разменяем на дополнительно потраченные снаряды. Сам же только что сказал, что снарядов у Старухи много, тебе их только перевезти нужно вовремя. Но ты вроде справляешься… и все же найди время выспаться. Ты нам сейчас на этом свете нужнее…
Третья часть плана имени полярной лисички начала осуществляться двадцать второго июня наступлением армии Конева из Белоруссии сразу в двух направлениях: от Гродно в сторону Кенигсберга и от Бреста в сторону Варшавы. Впрочем, в германском генштабе замыслы Генштаба советского похоже разгадали — и фашисты с невероятной скоростью стали выводить свои войска из Литвы. Так что на северном направлении товарищу Коневу пришлось буквально проламываться через постоянно подводимые части (в подавляющем большинстве состоящие из французов и поляков) и продвижение шло довольно медленно. А в Варшавском направлении новые войска особо и не подвозились, но тут уже «местное население» весьма активно стало в армию фашистов записываться. Впрочем, против Ватутина тоже все больше «туземцев» воевать начинало — правда, Николай Федорович не смог не заметить, что чехов все же в германской армии появилось немного, а словаков — вообще практически не было. Но сам факт он в тайне держать не стал.