— Да, не хватает, но нам производительности вполне хватит, если выстроить еще парочку стомегаваттников, или даже три. Там и технология отработана, и конструкция, да и с комплектующими проблем не будет.

— Но ведь новый котел заменит и существующие, и даже три еще не выстроенных…

— Не заменит, и я все еще пытаюсь объяснить почему, но меня постоянно прерывают.

— Хорошо, Вера Андреевна, товарищи пока помолчат, — сказал Сталин и внимательно всех сидящих в зале оглядел.

— Хорошо, я продолжу. Как химик продолжу. Угольный ректор всем хорош, но он, кроме исключительно полезного и страшно ядовитого плутония нарабатывает во внеземных количествах и углерод-четырнадцать. И слово «внеземной» здесь является точным научным термином: даже стомегаваттник этого радиоактивного углерода продуцирует на порядки больше, чем его образуется в земной атмосфере под действием космических лучей. Да, радиоактивность его невелика, у тому же бета-излучение его имеет невысокую энергию, но этот углерод гораздо более реактоспособен, чем углерод-двенадцать, и окисляться, превращаться в углекислый газ он будет гораздо быстрее. А с углекислым газом он будет попадать в растения, из них — в живые организмы. И, хотя он и не будет немедленно превращать эти организмы в мертвые, он будет здорово так подгаживать репродуктивной системе живых существ. Всех живых существ, включая человеческие. Я думаю, что прирост дебилов и уродов в человеческой популяции раз так в десять нам особой радости тоже не принесет, но если мутирует под воздействием такой слабой радиации какой-нибудь болезнетворный микроб или вирус…

— То есть, как я понял, вы и старые графитовые реакторы…

— А обещали меня не прерывать… Иосиф Виссарионович, давайте я сначала все скажу, а потом уже вы мне всякие вопросы и позадаёте. У меня в институте уже отработан довольно простой способ выделения радиоактивного изотопа из облученного графита, но во-первых, пока у нас есть именно лабораторная, а не промышленная технология, а во-вторых, все же для нейтрализации радиоактивного углерода нам потребуется реактор гораздо более мощный. Поэтому я категорически против мощного именно графитового реактора…

— Вы предлагаете заняться разработкой мощных водо-водяных реакторов? — с очень недовольным видом поинтересовался Курчатов.

— Ну, это тоже было бы неплохо… да, для начала в энергетических целях ВВЭР был бы оптимален, в том числе и по стоимости.

— Но водо-водяной большой мощности обойдется в разы дороже!

— Да, Игорь Васильевич, вы абсолютно правы. В изготовлении ВВЭР будет раза в два дороже угольного, но если учесть затраты на утилизацию реакторов после того, как они отработают свой срок… Я думаю, то есть я убеждена в том, что ваши реакторы прекрасно проработают и расчетные десять лет, и двадцать, и даже пятьдесят — но в конце концов его все равно придется утилизировать, и утилизировать так, чтобы остаточная радиация на месте, где он стоял, не превышала естественного уровня. Но тут надо иметь в виду, что нарабатываемый в водяном реакторе тритий имеет время полураспада в семнадцать лет, а этот чертов углерод — в пять тысяч семьсот лет! И даже если не учитывать того факта, что трития нарабатывается на порядок меньше, всего за сотню лет его распадется достаточно, чтобы считать наведенную радиацию ничтожной. А к остановленному угольному… графитовому реактору подойти можно будет без опаски примерно через тридцать-пятьдесят тысяч лет. Вы знаете, как изготовить контейнер для реактора, который полста тысяч лет будет сохранять герметичность? И, главное, во что такой контейнер нам обойдется?

— Ну…

— Вот и я не знаю, и никто не знает. Поэтому углерод этот нам придется извлекать и преобразовывать в стабильные элементы в более мощном реакторе. Но как раз для таких целей водо-водяной подходит не очень, и… я неправильно выразилась, требуется не более мощный реактор, а реактор с более мощный нейтронным потоком. На порядки более мощным…

— Вера Андреевна, а почему вы урановый котел постоянно называете реактором? — спросил Хлопин.

— Привычка. Я же химик, и любой агрегат, внутри которого происходит какая-то реакция, называю именно реактором. А разницы в том, химическая это реакция или ядерная, я, честно говоря, не вижу.

— А вот более мощного нейтронного потока… вы можете предложить действенные способы получения такого?

— Могу, но это явно не тема сегодняшнего совещания.

— Вера Андреевна, — прервал разговор с Хлопиным Сталин, — я так понимаю, что строительство графитового реактора особо большой мощности мы не можем себе позволить по причинам того, что вред от него окажется непропорционально большим. Но в то же время вы предлагаете выстроить еще несколько реакторов по сто двадцать мегаватт. А от них что, вреда будет заметно меньше? Ведь по расходу того же графита…

— Если говорить только об оборонных задачах, то нет смысла тратить огромные ресурсы на разработку новых типов насосов, тех же турбин низкого давления и всего прочего, нам вполне достаточно будет уже отработанных образцов оборудования. И вот углерод с этого достаточного числа реакторов мы действительно сможем извлечь и обезопасить. Как раз к концу их работы все технологии и наладим, а вот строить графитовые энергетические реакторы — а ведь стране не один такой потребуется — я считаю вре… крайне нецелесообразным. Но физики наши все равно без работы не останутся, я же уже сказала, что потребуются реакторы принципиально новых конструкций для расчистки завалов ядерных отходов — и я буду счастлива, если они успеют их придумать и построить хотя бы при моей жизни.

— Ясно… товарищи, мы основные доводы «за» и «против» выслушали, думаю, что для их изучения нам потребуется еще какое-то время. А на сегодня я предлагаю совещание закончить…

— Ну что может понимать эта химичка в ядерной физике? — негодовал Игорь Васильевич, когда с Виталием Григорьевичем он усаживался в автомобиль.

— Мне кажется, Игорь Васильевич, что вы сильно недооцениваете эту женщину. Лично я думаю, что в области ядерной физики она знает гораздо больше нас. Нас двоих, да и всех остальных ученых, работающих над бомбами и ядерными реакторами, — тихо ответил товарищ Хлопин, как-то даже смакуя слово «реакторами». — Именно она скупила за границей весь доступный уран, причем занялась этим еще в тридцатом году. Первый, еще десятимегаваттный реактор изготовлен по ее чертежам… нет, по ее эскизам, но почти никаких серьезных доработок там вообще не потребовалось. Реактор на сто двадцать мегаватт мы разрабатывали по ее прямому указанию, и водо-водяной для подводной лодки, причем для него она и схему нам дала, и очень подробную роспись по материалам, которые можно использовать. А когда мы пришли к выводу, что потребуется обогащение урана по двести тридцать пятому изотопу, то оказалось, что у нее уже завод обогатительный выстроен! Да, там еще очень непростая химия, но и кроме химии там все было очень непросто… и завод по производству тяжелой воды по ее химическим процессам действует.

— Но ведь химия и физика — это очень уж разные…

— Чтобы реактор на подводной лодке не требовалось перезагружать чаще, чем раз в пять лет, она просто дала нам так называемый выгораемый поглотитель нейтронов. Это при том, что мы про гадолиний знали разве то, что он вообще существует, а она уже знала про изотопный состав природного металла, способы разделения изотопов и даже степень поглощения нейтронов каждым изотопом. Тот же углерод четырнадцатый — его ведь и открыли-то лет восемь назад, а она уже знает и про спектр радиоизлучения его, и период полураспада. Я даже проверять не стану: раз она сказала, что пять тысяч семьсот лет, то значит так оно и есть. И у нее уже отработана технология выделения этого изотопа из смеси и, что еще интереснее, способы превращения его в стабильные элементы! Я убежден, что у нее где-то есть совершенно секретная физическая лаборатория…

— А почему тогда мы всеми этими разработками занимаемся, а не она? Мы как слепые котята тыкаемся, а если она уже все знает…